Тема 7. Совершенная конкуренция. Реальный ПРИМЕР. Банкротство предприятий в России

 

В новой России вплоть до конца 1990-х годов банкротство предприятий представляло собой крайне редкое явление, а случаи несостоятельности крупных фирм можно было буквально пересчитать по пальцам. Не вызывает сомнений, что многие|трудности в отечественной экономике связаны именно с вытекающей из этого безответственностью, а то и сознательными мошенничествами собственников и менеджеров предприятий. Известны примеры, когда никакими способами не удавалось отстранить от управления приватизированной фирмой ее директора или теневых собственников, буквально разорявших и разворовывавших ее имущество, а также наносивших огромный ущерб партнерам. Тем самым им фактически выдавалось разрешение на продолжение злоупотреблений.

Отчасти такое положение объяснялось несовершенством законодательства. Действовавший до 1998 г. закон признавал банкротом только то предприятие, стоимость имущества которого была меньше его суммарной задолженности. Это переводило судебные процессы по признанию фирмы банкротом в плоскость сложнейших бухгалтерских экспертиз (чего стоит, например, одна только процедура подсчета рыночной стоимости имущества!), затягивало и запутывало всю процедуру банкротства.

Только вступивший в действие в марте 1998 г. Закон о несостоятельности (банкротстве) создал возможность судебного восстановления нарушенных прав кредиторов. Согласно ему, любое юридическое или физическое лицо, которому более 3 месяцев задерживают выплату долга в 500 и более минимальных окладов оплаты труда (на начало 1999 г. это равнялось скромной сумме в 42 тыс. рублей или менее 2 тыс. долл.) вправе через суд добиться объявления должника банкротом. Реально в условиях широкого распространения неплатежей в нашей экономике это означало, что дело о банкротстве в любой момент могло быть возбуждено против большинства отечественных предприятий.

И волна банкротств действительно началась. За 1998 г. арбитражными судами было возбуждено более 4,5 тыс. дел о банкротстве — во много раз больше, чем за все предшествующие годы вместе взятые. Впечатляет список обанкротившихся уже в первые два года крупных предприятий: в металлургии это легендарный Запсиб, Волжский трубный завод, КМК и др., в энергетике — Кузбассэнерго, Печорская, Невинномыская, Ставропольская ГРЭС, Прокопьевск уголь, Красноярскуголь, в машиностроении — гордость тяжелого тракторостроения Челябинский тракторный завод, крупнейший производитель аудиоаппаратуры советских времен «Вега», Новочеркасский электровозостроительный завод, Ирбитский мотоциклетный ... Даже в "благополучной" нефтяной отрасли началось банкротство пятой по величине компании страны - «Сиданко».

Однако это были лишь «первые ласточки» набиравшего силу процесса. Так в 2000 г. возбужденных дел уже было 19 тыс. И вряд ли процесс остановился бы на этой цифре. Чтобы убедиться в обоснованности такого прогноза достаточно взглянуть на статистику финансового положения предприятий страны.

Как видно на рис. 7.3 в разгар кризиса почти две трети предприятий России были убыточными, да и в последние годы таких предприятий не менее 40%. Причем для многих фирм такое положение длится уже пять и более лет - они явные кандидаты в банкроты. Их массовое разорение неизбежно вызвало бы дезорганизацию экономики всей страны. В проигрыше от этого остались бы все, включая и кредиторов.

Сознавая опасность подобной цепной реакции, предприятия долгое время достаточно сдержано реагировали на неплатежи партнеров, предпочитая вместо инициирования процедуры банкротства дожидаться погашения задолженности неплательщиком. Но и в этом отношении произойти крупные сдвиги. Если до 1998 г. лишь примерно половина всех дел о банкротстве инициировалась кредиторами (остальные - государством), то позже 94-97% всех дел стали возбуждаться по требованию частных фирм. Другими словами, процесс массового банкротства приобрел стихийный характер.

Вспомним и о еще одной особенности банкротств. При плохо проработанной правовой базе (а именно так, к сожалению, обстоит дело в России) они являются отличным прикрытием для финансовых махинаций. С легкой руки журнала "Эксперт" Закон о банкротстве часто называют «худшим законом России». Дело в том, что с его помощью банкротство стало использоваться не по своему прямому назначению - как последнее средство заставить должника выполнять свои обязательства - а для передела собственности.

Очень распространены, в частности, создание фиктивных долгов, подкуп и иные формы давления на назначаемого судом внешнего управляющего. Применение сомнительных банкротств многочисленны. Ту же ворочающую сотнями миллионов долларов «Сиданко» объявили банкротом по требованию никому не известной маленькой фирмы, которой гигант задолжал всего 20 тыс. долл. Известны скандальные случаи, когда «кредиторы» прятались от должников, желавших вернуть долг, или отказывались принимать деньги. И все ради того, чтобы искусственно возбудить дело о банкротстве.

Поиски путей разрешения противоречия между необходимостью внедрения института банкротства в экономику и опасностью его широкого практического использования ведутся в нашей стране в основном, в направлении установления такой процедуры банкротства, которая не вызывала бы закрытия предприятия и прекращения его деятельности. Сменить неэффективного собственника, устранить негодных управляющих, но не закрывать завод и не увольнять рабочих! — таким мог бы быть лозунг реализации банкротства в российских условиях. Так, даже по критикуемому закону 1998 г. крупные и градообразующие предприятия, таковыми считаются те фирмы, число работников на которых составляет не менее половины населения соответствующего города или поселка) могут до 10 лет находиться под управлением внешнего, назначенного судом управляющего, задача которого состоит в восстановлении платежеспособности фирмы. И только в случае неуспеха его работы назначается распродажа имущества. То есть между началом процедуры банкротства и закрытием предприятия по меркам нынешнего устойчивого времени лежит чуть ли не вечность.

В конце 2002 г. вступила в силу новая версией Закона о банкротстве. Она призвана защитить добросовестных собственников и вообще всех добросовестных участников дела о банкротстве. В целях прекращения использования процедуры банкротства для передела собственности закон предусматривает возможность исполнения обязательств должника перед кредиторами на любой стадии процедуры банкротства. И если долги оплачиваются, то суд отказывает кредитору в иске о признании фирмы банкротом. То есть за грошовый долг предприятие больше не не отберешь! Запрещена и такая популярная уловка нечестных кредиторов, как отказ принять долг. С другой стороны, должнику запрещены сделки, которые могли бы разбазарить имущество фирмы и, таким образом, нарушить права частного кредитора.

Тем не менее проблема массовых банкротств принадлежит к числу острейших и наверняка доставит еще огромные трудности российской экономике. Даже новый закон не во всем устраивает экспертов. Они полагают, что в нем еще слишком много лазеек для нечестных бизнесменов и коррумпированных чиновников

РЕАЛЬНЫЙ ПРИМЕР. Российские предприятия стремятся к точке безубыточности

Достижение первой критической точки (точки безубыточности) является одной из самых распространенных задач, стоящих в настоящее время перед отечественными предприятиями. Еще в 1996 г. руководство крупнейшего советского, а затем российского производителя грузовых автомобилей — КамАЗа — прекрасно осознавало проблему критических точек. Тогдашний генеральный директор завода Николай Бех говорил: «25 тыс. автомобилей в год - это минимум, при котором можно содержать АО. Без развития, чтобы быть в нулевом сбалансированном режиме. Совместно с иностранными аудиторами нами просчитано, что каждый новый автомобиль плюс к этим 25 тыс. должен давать 3-4 тыс. долл. прибыли». Именно поэтому на заводе надеялись, что если расширить выпуск с 22 тыс. грузовиков (столько было выпущено в 1995 г.) до 26-27 тыс., а к тому же увеличить производство запчастей, то предприятие станет прибыльным. Но достичь этих объемов не удалось. Предприятие снижало производство и все глубже уходило в зону убытков.

В 1997 г. было полностью сменено руководство фирмы. Новые менеджеры пошли по иному пути: если нельзя резко увеличить размеры продаж, то надо снизить издержки. И началась распродажа ненужного имущества фирмы, которого оказалось до удивления много: собственный речной порт, железнодорожная ветка, автопарк на 400 автомобилей, огромное число неиспользуемых станков и дм 10 прогулочных яхт! Достичь точки безубыточности, однако, не удалось и после этого. Слишком запущена была ситуация, да и объемы производства в 1998 г. снова катастрофически упали. В 1997-99 гг. КамАЗ балансировал на грани

И все же усилия были не напрасны. Благодаря сокращению издержек критическая точка постепенно снижалась. А производство грузовиков после начала в стране подъема несколько увеличилось. В 2001 г. КамАЗ впервые за годы реформ получил крошечную прибыль. Впрочем, успех пока неустойчив: стоило в 2002 г. чуть-чуть упасть спросу, и вновь появились убытки

Не менее драматична и история мясокомбината им. Микояна, некогда выпускавшего знаменитую на весь Союз микояновскую колбасу. Комбинат был единственным в Москве мясоперерабатывающим заводом полного цикла. Для этого при его строительстве была проложена железнодорожная ветка для подвоза скота, построены бойня и гигантский холодильник. Все это в 1990-е годы в условиях перехода на использование импортного мяса стало лишней обузой. Критические точки находились столь высоко, что уменьшившийся в условиях кризиса объем выпуски колбас никак не мог их достичь. 14 августа 1998 г. на воротах предприятия появились объявления, что МИКОМС (как тогда назывался комбинат) самоликвидируется. Рабочих же на комбинат просто не пустили, заявив, что они уже уволены.

Разорившееся предприятие приобрела корпорация Эксима и, переименовав его в Микояновский мясокомбинат, вложила большие деньги в рекламно-маркетинговую «раскрутку» продукции. Место невнятной аббревиатуры «МИКОМС» заняла торговая марка «Микоян». Агрессивно подчеркивались, что комбинат выращивает все необходимое для производства в собственных колхозах и фермах, и сам же перерабатывает; что он является традиционным поставщиком Москвы и Кремля. Спрос на продукцию фирмы (а значит, и производство) удалось резко повысить. И критические точки покорились. Уже несколько лет Микояновский мясокомбинат приносит прибыли.

Другой путь выживания использовал Горьковский автомобильный завод (ГАЗ). В конце 1980-х годов изрядно состарившееся производственное оборудование завода (устанавливали его еще в 1930-е годы с помощью Форда) было радикально обновлено, на что ушла огромная сумма в 1 млрд долл. и 5 млрд советских, доинфляционных рублей. Беда в том, что все деньги были потрачены на модернизацию производства среднетоннажных (3-4,5 т) грузовиков для армии и села с началом реформ они оказались никому не нужны: расходы на вооружение упали чуть ли не до нуля, а колхозы и фермеры попали в тиски безденежья. Оборудование, рассчитанное на выпуск 300 тыс. грузовиков в год было загруженным менее, чем на треть. Понятно, что, несмотря на сохранившийся спрос на легковые «Волги», точка безубыточности стала для ГАЗа недостижимой

Выход был найден в перепрофилировании производства, поиске пользующегося спросом продукта. С огромным трудом и ценой предельного напряжения сил завод сумел переоборудовать сборочные линии по производству средних грузовиков навыпуск юркой 1,5-тонной «ГАЗели». А на эти маленькие грузовички спрос оказался огромным. Точка безубыточности была достигнута.

Из РОССИЙСКОЙ ПРАКТИКИ: Действовали ли советские колхозы в условиях совершенной конкуренции?

Мы уже отмечали, что применимость многих выводов теории совершенной конкуренции далеко простирается за пределы рынков, на которых строго выполняются все четыре условия совершенной конкуренции. Обратим особое внимание на то, что подробное описание механизма максимизации прибыли при рассмотрении настоящей темы фактически опиралось лишь на одно свойство рынка совершенной конкуренции — абсолютную эластичность спроса на продукцию фирмы. То есть на то, что какой бы объем продукции не предложила фирма, он будет принят рынком и оплачен по фиксированной цене. А такое условие в реальной экономике выполняется гораздо чаще, чем весь комплекс условий совершенной конкуренции. Скажем, действовало оно и ... в советских колхозах.

Впрочем, вынесенный в заглавие настоящего примера вопрос, разумеется провокационный. И ответ на него может быть только отрицательным. Колхозы советской экономике не только не были совершенными конкурентами, но вообще были поставлены вне конкуренции. Однако типичные для этих предприятий условия хозяйствования все же имели нечто общее с положением производителя на рынке совершенной конкуренции. Они предполагали сдачу всей выращенной продукции (не важно, мал или велик в данном году оказался урожай) по твёрдо установленной закупочной цене. То есть кривая спроса на их продукцию была той же горизонтальной прямой, что и при совершенной конкуренции.

А вот более современный пример столь же далекой от совершенной конкуренции и вместе с тем чем-то похожей на нее ситуации: цены на продукцию естественных монополий в России регулируются государством. В частности, цена электроэнергии фиксируется на определенном уровне решениями региональных энергетических комиссий. Так что всевластный российский монополист «РАО ЕЭС», словно мелкая фирма—совершенный конкурент, вынужден мириться с абсолютно горизонтальной кривой спроса на свою продукцию.

Менее экзотичное проявление той же закономерности часто встречается в сельском хозяйстве. Деятельность предприятий этой отрасли, как известно, действительно протекает в условиях, близких к совершенной конкуренции. Однако рыночная цена, например, закупки молока у бывших колхозов часто диктуется свободной игрой рыночных сил, а волею крупных перерабатывающих компаний. Таковыми являются московские Лианозовский и Очаковский комбинаты, петербургский Петмол и др. Достаточно часто они устанавливают фиксированные закупочные цены, с которыми сельским производителям приходится только смиряться.

Мы перечислили все эти примеры лишь с одной целью. Фирмы могут действовать в условиях, похожих и не похожих на совершенную конкуренцию. Но если они по самым разнообразным причинам сталкиваются с фиксированной ценой на свою продукцию, то максимизирующим прибыль объемом выпуска становится, как и при совершенной конкуренции, объем производства на уровне Р = MС.