Тема 6. Издержки ИЗ РОССИЙСКОЙ ПРАКТИКИ: Российский промышленник жалуется на налоги

 

Жалобы на высокие налоги — любимое занятие налогоплательщиков всех времен и народов. Не составляет исключения в этом плане и современная Россия . Обвинения в адрес правительства в грабительском завышении налогов стали привычными в средствах массовой информации. Однако налоговое ведомство страны уже давно нашло очень веские аргументы против этих нападокЖалобы на высокие налоги — любимое занятие налогоплательщиков всех времен и народов. Не составляет исключения в этом плане и современная Россия . Обвинения в адрес правительства в грабительском завышении налогов стали привычными в средствах массовой информации. Однако налоговое ведомство страны уже давно нашло очень веские аргументы против этих нападок

Как выяснить, велик или низок уровень налогов в стране? Самый простой способ — сравнить сумму собранных налогов со стоимостью всего производимого в стране (последний показатель изучается в курсе макроэкономики и носит название валовой внутренний продукт — ВВП). Так вот, если отнести сумму собираемых в России налогов к ВВП, то получится величина 30%. Это совсем не высокий уровень налогообложения. Такую же долю ВВП собирают в виде налогов в США В Европе уровень налогообложения много выше. Так на что же жалуются русский предприниматели? Почему американцы честно платят, а мы вместо этого негодуем и уклоняемся от налогов?

Ответ на этот вопрос в двух сенсационных статьях в журнале «Эксперт» в газете «Коммерсантъ» дал Каха Бендукидзе — один из самых известных предпринимателей так называемого реального сектора, а точнее, машиностроителей ной промышленности. Оказывается, правительственные цифры лукавят. Начать с того, что в объем ВВП включают и официальную, и теневую экономику. Но теневики-то налогов явно не платят! Значит, вся налоговая нагрузка ложится на официальный сектор — он выплачивает не 30% стоимости производимой продукции, а около 40%.

Далее, российский бизнес, как известно, держится на бартере, а налоги разрешено платить только живыми деньгами. Чтобы обратить бартерные доходы в реальные деньги надо продать полученные от партнеров товары со значительной скидкой. В итоге фактически — в пересчете на живые деньги —налоговая нагрузка оказывается еще сильнее.

Так шаг за шагом отслеживая неточности системы подсчетов налогов, предприниматель пришел к ошеломляющему выводу: для реального сектора уровень налогообложения превышает 80%. И это при неполной собираемости налогов т.е. в условиях, когда государство получает не все налоги, которые положено платить по закону. Остается лишь гадать, что было бы, если бы налоговое ведомство добилось своего и собрало действительно все налоги. Вероятно, сумма превысила бы 100%, чего никак не может быть: нельзя заплатить больше, чем имеешь.

Конечно, Каха Бендукидзе — заинтересованное лицо и его взгляд на налоги не объективен. Но несомненным является то, что вплоть до 1998 г. политика реформ мало считалась с отрицательными последствиями высокого налогообложения промышленности. Рост издержек из-за грабительского налогообложения существенно ослаблял конкурентные позиции отечественных производителей, что в конце концов стало одной из важных причин августовского кризиса 1998 г., дм вальвации рубля и прочих последовавших за ними потрясений. Не случайно, в 1999-2003 гг. правительство сделало ставку на снижение налогообложения производителей. Были снижены налог на прибыль, единый социальный налог. Эксперты, однако, считают, что пока радикального снижения налогов не произошло.

Из РОССИЙСКОЙ ПРАКТИКИ: Сколько стоит «Роснефть»?

Попытки приватизировать «Роснефть» предпринимаются с конца 1997 г. Закулисная борьба соперников-покупателей, противостояние топ-менеджеров компании, скандальные провалы аукционов, таинственная продажа за долги активов — все смешалось в этой истории приватизации по-русски, запутанной, как детектив. Главное препятствие в осуществлении сделки в том, что ее участники - государство, руководство «Роснефти» и потенциальные покупатели — не могли сойтись в оценке альтернативных издержек использования производственных ресурсов данного нефтяного холдинга.

Государство боялось продешевить. В стремлении «подогреть» спрос цена продажи долго не назначалась. Правительственные чиновники декларировали намерение продать госсобственность дорого. Потенциальные покупатели старались, выставить «Роснефть» в дурном свете, чтобы снизить альтернативные издержки и за счет этого «сбить» цену сделки.

Весной 1998 г. для независимой оценки «Роснефти» была приглашена иностранная аудиторская фирма «Dresdner Kleinwort Benson». Определив стоимость запасов нефти, стоимость и степень износа основных фондов и др., аудиторы предложили запросить за компанию 1,6—1,7 млрд. долл.

Государство сочло такую оценку своих альтернативных издержек заниженной. Оно полагало, что потенциально ценность запасов нефти и активов компании выше (например, если ориентироваться на стоимость аналогичных активов в друг их странах). Просто высокие риски капиталовложений в нестабильной, трансформируемой экономике отпугивают инвесторов, снижают текущую оценку альтернативных издержек. В мае 1998 г. правительство назначило стартовую цену в 2,5 млрд долл. Увеличение цены в сравнении с рекомендациями аудиторов мотивировалось тем, что предлагаемый пакет акций (75 % плюс одна акция) позволяет быть не просто совладельцем «Роснефти», но и контролировать ее.

Однако иностранные члены консорциумов покупателей решили, что альтернативные издержки покупки слишком велики. За такие деньги можно купить нефтяные месторождения в более стабильных, чем Россия, странах. Отечественные участники запрошенной суммы просто не имели. Аукцион был сорван.

Но правительство не могло отказаться от сделки. Причина — обострившиеся в 1998 г. финансовые проблемы. Низкая собираемость налогов, дороговизна внутренних и недостаточные размеры внешних займов делали этот приватизационной проект заманчивым способом пополнения государственного бюджета. Теперь правительству пришлось оценивать «Роснефть» исходя не из объективной ценности активов компании, а сопоставляя ее продажу с другими способами добычи денег в бюджет. То есть мерило альтернативных издержек в глазах государства стало иным. Для повторного аукциона (июль 1998 г.) стоимость «Роснефти» была снижена до 1, 6 млрд. долл., т.е. до предложенной оценщиком суммы.

Но и здесь приватизаторов ожидало фиаско. Заявок на покупку подано не было. С позиции покупателей теперь и альтернативные издержки в 1,6 млрд. долл. оказались высокими. Сыграл роль фактор времени. За год с лишним, пока тянулась история приватизации, радикально изменилась макроэкономическая ситуация. Ухудшилась конъюнктура на мировом рынке нефти. Да и в самой «Роснефти» в 1998 г. снизилась балансовая прибыль в 1,5 раза, компания потеряла значительную часть активов, за долги были арестованы акции 40 ее предприятий. Грянувший в конце лета финансовый, а затем политический кризис девальвировал рубль и еще больше обесценил активы «Роснефти».

Циничные попытки установить новые, заниженные ориентиры альтернативных издержек не заставили себя ждать. В разгар кризиса, что называется «под шумок», некоему анонимному (скрывающемуся за подставной фирмой) инвестору почти удалось за смехотворную сумму в 10 млн. долл., отсудить лучшее нефтеперерабатывающее предприятие «Роснефти» — дочернюю фирму «Пурнефтегаз». Оправившись от шока, государство подало встречный иск и выиграло судебный марафон.

Государство не должно отдавать свою собственность за бесценок! До сих пор (начало 2003 г.) «Роснефть» остается в государственной собственности, но ее цена постепенно растет. Те же иностранные аудиторы, которые в 1998 г. оценивали её в 1,6-1,7 млрд., в 2000 г. называли уже величину 3,7 млрд. долл.