Экономика

ИЗ РОССИЙСКОЙ ПРАКТИКИ: Взаимная монополия на российском рынке рельсов

Как известно, взаимная монополия предполагает противостояние двух сторон — монополиста и монопсониста. И если на рынке труда монополия предложения труда в лице профсоюза сталкивается с монополией спроса на труд в образе фирмы-монопсониста, в нашем примере роли монополиста и монопсониста отведены двум могущественным предприятиям. В качестве продавца выступает Кузнецкий металлургический комбинат (КМК), являющийся в России монополистом по производству рельсового проката. Доля КМК в производстве проката составляет 90%. Противоположная сторона представлена Министерством путей сообщения (МПС) — единственным покупателем рельсов в стране.

Как правило, результатом двойной монополии становится соглашении сторон-соперниц, разумеется, если удается его достигнуть. В противном случае, когда стороны в процессе переговоров не приходят к единому мнению, начинается великое противостояние монополистов, приводящее к тяжелым последствиям для одного или обоих участников. В нашем примере разрешение конфликта им печальный исход для КМК. Его генеральный директор был уволен. Давайте разберемся, как это произошло.

В конце 1997 г. МПС занялось анализом своих издержек. Одной из важных составляющих расходов был рельсовый прокат, цены на который, по мнению МПС, были сильно завышены. Поэтому министерство предложило руководству КМК снизить цены. По вполне понятным причинам тот отказался. Решив определить «истинную» рыночную цену, МПС провело тендер (открытый конкурс продавцов) на поставки рельсов. Цена, зафиксированная на тендере, составила 3,1 млн. неденоминированных рублей за 1 т рельсов, тогда как КМК продавал их по 4,4 млн. руб.

Не желая снижать цену, которая, по словам руководства КМК, даже не покрывала издержек производства, комбинат организовал собственный тендер среди продавцов рельсового проката. Цена оказалась 3,7 млн. руб. — на 20% выше той, которую определил тендер ПС. Разгорелась настоящая борьба монополистов, в ходе которой каждой из сторон были пущены в ход самые разные средства, включая лоббизм и личные связи в высших государственных органах.

В итоге победителем в многомесячной «борьбе гигантов» вышло МПС. Причинами этой победы стали следующие обстоятельства.

Оптовики, занимающиеся реализацией готовой продукции КМК, получали ее по бартеру. При расчете деньгами — это обещало МПС на своем тендере - они готовы были пойти на значительное снижение цены. Именно эту заниженную цену и зафиксировал тендер. А поскольку у трейдеров скопился изрядный запас ректоров, то ситуация благоприятствовала МПС: его потребности в течение определенного времени могли быть обеспечены по низким ценам, даже если монополист твердо будет держаться высоких.

Однако фактор времени мог стать козырной картой и для монополиста — КМК. Следовало выждать, когда у железнодорожников кончатся рельсы, оказать на них давление и навязать свою цену проката. Но как раз времени у металлургического гиганта и не оказалось. Комбинат имел долги перед МПС, которые срочно надо было погасить. А поскольку денег у металлургов не было, министерство «пошло навстречу», разрешив отдать долг рельсами, но по цене МПС.

Диктат МПС постепенно перерос в сплошную полосу неудач для КМК, грозившую в любой момент стать катастрофой. Низкая цена реализации рельсов сделала эту продукцию для предприятия нерентабельной. В результате комбинат начал стремительно сокращать производство и вскоре остановился. Крупнейшие оптовики уменьшили объем предоплат КМК. Поставщики прекратили давать в долг комплектующие изделия. Рабочие, не получавшие зарплату, грозили забастовкой, Возникли опасения и у акционеров предприятия. Чтобы спасти ситуацию, совет директоров КМК заменил руководителя предприятия.

Интересно заметить, что программа оздоровления производства нового руководителя комбината наряду с привлечением инвестиций и модернизацией предусматривала также выработку соглашения с МПС. «Рельсовая война» уступила место сговору.

ИЗ РОССИЙСКОЙ ПРАКТИКИ: ГКО против инвестиций в реальный сектор

Высокая доходность инвестиций в финансовые активы (до 17 пи это были прежде всего инвестиции в ГКО) стала в нашей стране одной из причин, препятствующих притоку капитала в реальный сектор экономики.

Продолжительный инвестиционный кризис начала 1990-х годов в России значитепьно снизил возможности накопления капитала как в целом по народному хозяйству, так и для каждого предприятия в отдельности. За период с 1997 г. общий объем производственных капиталовложений сократился на 80%. Дефицит инвестиций постепенно привел к скоплению на предприятиях большой массы физически и морально изношенного капитала. Большинство машин и оборудования по возрасту превысили все пределы сроков службы. Коэффициент износа основных фондов в промышленности в 1997 г. достиг 40—50%. Из за устарелости машинного парка резко возросли издержки.

Поэтому промышленные предприятия испытывали острую нужду в привлечении прямых инвестиций. Но не получали их: ресурсы отечественных и иностранных компаний, банков, а через их посредство и населения текли в основном на финансовые рынки. Кажущееся отсутствие риска (мало кто думал, что государство окажется банкротом) и сверхвысокая доходность вложений в финансовые операции делали их более привлекательными для инвесторов но с реальным сектором экономики.

В этих условиях российский рынок ГКО стремительно рос. Уже в 1994 г.,через год после начала операций с ГКО, на этом рынке в среднем за день производились сделки на сумму 24 млн. долл. В 1995 г. среднедневной объем сделок по ГКО возрос до 196 млн. долл.; в 1996 г. — до 472 млн. долл. Наконец, в 1997 г. объем операций по ГКО достиг 1 млрд долл. в день. Другими словами, за одну-две недели на этом рынке оборачивались суммы равные тем, которые правительство страны годами с огромным трудом выпрашивало у Международного валютного фонда.

Особую популярность государственным ценным бумагам создали сверхдоходы, выплачиваемые по ним. Так, в 1996 г. средняя доходность ГКО составила 60-80% годовых, а рентабельность основного капитала в промышленности только 2,2%. Используем эти данные для подсчета эффективности условного проекта вложения в промышленность 100 млн. руб., приняв в качестве альтернативы для сравнения доходность ГКО и для простоты ограничив расчет только одним годом:

NPV = РDVпроекта - I = ТП,/( 1 + i) -i = 102,2/(1 +0,8)- 100 = 56,8 – 100 = - 43,2 млн. руб. Вложение 100 млн. руб в промышленность привело бы к потере 432,2 млн. по сравнению с доходом, которое принесло бы вложение этих средств в ГКО.

В 1997 г. в результате огромных усилий правительства по снижению доходности ГКО она варьировалась в пределах от 18 до 33%. Однако в июле 1998 г. вложения в эти ценные бумаги вновь обеспечивали своим инвесторам доход на уровне 120% годовых. Соревноваться с доходностью ГКО не мог ни один проект реального сектора. В российской экономике сформировался значительный устойчивый разрыв между прибыльностью вложений в действующее производство и доходностью на финансовых рынках. Не исчез он, к сожалению, и после краха рынка ГКО. Только теперь эту роль выполняют сверхвыгодные операции с иностранной валютой, векселями и др.

ИЗ РОССИЙСКОЙ ПРАКТИКИ: Зачем Правительство России старается снизить ставку процента?

Величина ставки ссудного процента играет большую роль не только в жизнедеятельности отдельной фирмы, но и в развитии всей экономики в целом. Разумная процентная ставка побуждает предприятия производить инвестиции. Высокий процент делает инвестиционные ресурсы недоступными для большинства фирм. В результате страдает вся экономика.

Высокая цена кредита в течение ряда лет негативно сказывалась на формировании инвестиционного процесса в нашей стране. Величина процентных ставок по банковским кредитам в 1993-1994 гг. составляла 240% годовых. В 1995-1996 гг. произошло некоторое их снижение — до 100-150%. Но параллельно замедлилась и инфляция, так что отдавать долги стало труднее. Одно дело, когда вы знаете, что цены на вашу продукцию к концу года вырастут в 2-3 раза. Тогда из подпрыгнувших доходов можно будет уплатить проценты. И совсем иная ситуация, когда цены на продукцию почти не меняются. Как в этих условиях выплачивать 100% и выше в год (т.е. фактически возвращать удвоенную сумму взятых в долг денег), если самые привлекательные инвестиционные проекты не приносят более 50% прибыли? В 1997 г. казалось, что цель близка: в отдельные месяцы ставка процента падала до 30-40%. Но уже в 1998 г. кредиты стало негде брать: банковская система фактически рухнула.

Даже предприятия, входящие в финансово-промышленные группы (объединения банков и промышленности — подробнее см. 14.2.3), и потому имеющие привилегированный доступ к кредитным ресурсам, лишь в порядке редкого исключения могут использовать их для инвестиций. Как видно на рис.12.3, 80% предприятий — членов ФПГ лишены такой возможности. А поскольку собственных ресурсов у большинства предприятий не хватает, ясно, какого огромного объема капиталовложений недосчиталась страна по этой причине.

Вот почему сменяющие друг друга российские правительства, несмотря на разную политическую ориентацию, неизменно ставят перед собой одну задачу - сокращение ставки ссудного процента до уровня, при котором станет возможным предоставление недорогих кредитов реальному сектору, Проблема осложняется тем, что сделать это надо так, чтобы одновременно не упали предполагаемые доходы фирм.

К 2001 г. Правительство России оказалось к решению этой проблемы ближе, чем когда-либо раньше. Начавшийся подъем экономики в условиях равных цен на нефть позволил финансировать бюджет, не прибегая ни к налогам, ни к крупным государственным займам.

И в деле снижения ставки процента были достигнуты успехи. Стоимость кредитов промышленным фирмам с 2000 по 2003 г. близка к 20%, т.е. примерно равна темпам инфляции. Правда, норма прибыли в промышленности в среднем чуть ниже — 12-16%. Но наиболее привлекательные проекты, в которые фирмы , собственно, и инвестируют деньги, конечно, приносят больше прибыли. То есть впервые оплатить кредиты стало возможным за счет доходов от инвестиций. Для массового использования кредитов в инвестиционных целях остался один шаг.